Евангельское чтение:
Лк. 6:17-23
Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Дорогие братья и сёстры! У каждого из нас в жизни есть особенно почитаемые святые, и вот в моей жизни самый почитаемый святой – тот, память которого сегодня празднуется. Мне всегда хотелось построить ему храм. Вот было у меня такое чаяние внутреннее, сердечное. И я, знаете, как-то сетовал, что только один из приделов в нашем будущем храме будет посвящен этому святителю. И вот что интересно: по новому проекту, который мы сейчас делаем, это будет отдельный храм, а не придел. Храм, который первым будет встречать на нашем Подворье всех приходящих сюда людей.
Совсем скоро я познакомлю вас с этим новым проектом – точнее, с его эскизом, потому что пока еще идет большая работа: мы заключили договор с лучшим архитектором, с серьезной командой людей. Вчера был разговор с очень уважаемым мною человеком, построившим храм Новомучеников и исповедников Церкви Русской в Бутово, – с отцом Кириллом Каледой. Памятуя о подвиге Новомучеников, ему тоже хотелось, чтобы храм проектировал этот человек, наш нынешний архитектор, но бывают такие житейские ситуации – не хватило денег, поскольку архитектор не хотел уступать… И в итоге храм проектировал не он, а другой человек – хотя очень хотели, чтобы был именно этот архитектор, лучший.
Мы тоже столкнулись с большими запросами, но он уступил. И не потому, что мы были как-то особо настойчивыми – просто здесь какие-то тайны, которые нам с вами недоступны. Нельзя эту ситуацию на свой счет принять ни в коем случае! Мы все обязаны стараться, и каждый старается наверняка по максимуму – каждый из священников, кто отдает себя Богу и людям. Здесь нельзя себя поставить ни в коем случае на какую-то ступень. Но вот я делюсь теми событиями, которые происходят, казалось бы, вне чего-то сакрального, священного – но на самом деле это не так, потому что сейчас там, у архитектора на бумаге, вырисовываются контуры Божьего дома. Я очень надеюсь, что в ближайшее время смогу вам показать, что это такое. Кому-то я уже показывал, но это совсем еще сырое, оно будет не совсем таким, но оно будет.
Я вспоминаю разговор примерно полуторагодичной давности. Мы были в кабинете одного очень большого начальника, от которого зависело наше дальнейшее движение в сторону проекта. И тогда уже один из приделов был посвящен святителю Николаю Чудотворцу, а второй – преподобному Сергию Радонежскому. И когда этот большой начальник посмотрел наш проект, он зачеркнул два придела, и только один, Димитриевский, оставил. Вы знаете, скажу честно: я возмутился и стал вести себя дерзновенно. Я сказал ему: «Вы знаете, я не смогу вернуться в храм и посмотреть в глаза тем людям, которые ждут, что в нашем храме будут эти приделы». Мне досталось, не сильно, но досталось. Но приделы остались.
Вы знаете, такие события происходят в жизни, когда ощущаешь, что ты – только инструмент, потому что храм строишь не ты: его строит Господь. Но вот каждого из нас Он подготавливает к каждому событию, к каждому разговору. Как святые пишут: «В нужное время в нужном месте сказать нужное слово». И когда это происходит, ты понимаешь, что твоей рукою, твоим голосом кто-то другой руководит. Как бывают бесноватые люди – ими руководит темная сила, так в ситуациях, когда совершается дело Божье, ты должен умалить себя, ибо ты – ничто, и понять, что кто-то здесь другой действует через тебя. А твоя прежняя жизнь была подготовкой к этому моменту. Ты – инструмент в Божией руке.
Я вчера показывал архитекторам эскизы нашего проекта, и мне нравится то, что получается. Хотя вместе с тем в архитектуру этого проекта – псково-новгородскую с элементами московской – я попросил внести больше московского. И завтра после моего преподавания в семинарии я поеду в мастерскую, где работают архитекторы, и буду вносить коррективы в этот проект. Вот казалось бы: я – не архитектор, а буду вносить коррективы, причем имея на этом право и власть. И когда митрополит Арсений после нашей общей встречи прощался с этим известнейшим архитектором, он сказал ему чаще со мной советоваться. Я – только инструмент, но каждый в этом оркестре сегодня играет свою партию.
Я не случайно начал именно с этого. Я помню наш первый крестный ход, когда у кого-то вызывали улыбку наши рассуждения о том, что здесь будет храм с несколькими престолами. Тогда по документам это был типовой храм, человек на 400, максимум – на 500. И мы понимали, что это невозможно, что должно быть иначе, учитывая то дело, которым мы занимаемся: работая с молодежью, организовывая те мероприятия, которые сподвигают людей прийти в Церковь и задержаться в ней, потому что здесь что-то такое для них приготовлено, что удерживало бы их в границах, до которых они еще должны дорасти.
Я помню этот первый крестный ход. Вот эта иконочка, которую сегодня понесут, – она была ещё без киота, и был мороз. На икону попала вода и замерзла на иконе, пока мы шли. Я хорошо помню этот первый крестный ход в день святителя Николая. Еще не было асфальта, но уже была подмерзшая земля. И каждый наш шаг по этой земле – некоторое событие, связанное в том числе и с именем этого святого, которому мы каждую пятницу здесь служим акафист. Того святого, который согрел сердце нашего князя перед походом на Куликово поле.
Повествует житие, что князь задремал у древа и мучился думами, мыслями, переживаниями: кто поддержит его? Какой будет жизнь Руси после этой битвы? И на древе была явлена икона того святого, который согрел сердце благоверного защитника Руси. На этом месте сейчас – Николо-Угрешский монастырь. А мы икону эту монастырскую написали у себя, и каждую пятницу перед нею совершается акафист. На ней наш князь стоит на коленях у образа святителя Николая – словно вместе с нами во время акафиста. Знаете, это очень глубокое понятие – Николы согревающего.
И тогда, в первые века в жизни Церкви, когда не только внешние гонения, но и внутренние стали, к сожалению, для Церкви очевидными, когда получившие образование в языческих школах ученые мужи раздирали Церковь изнутри, пытались ее разделить ересями – тогда эта теплота веры и правило ее были столь нужны, что Господь явил миру сего дивного мужа. И тогда его действия были нестандартными. Он совершил то, за что лишился сана: он ударил, он совершил грех. Казалось бы, грех убийства – ведь это разновидность его, ведь всякий удар – это некоторая степень отхождения от правды и совершения тяжкого греха. И формально – а именно так отнеслись к этому его собратья – его, епископа Николая, нужно было осудить, и он был осужден. И вот когда совершается нечто высшее, тогда Сам Господь вмешивается и дает знак людям, что они ошибаются. И Матерь Божия является всем епископам и дает им знак о том, что совершенное соделано по Божиему благословению, что несчастный заблудший Арий получил удар воистину Божией рукой через святого Николая.
Проходят столетия, тысячелетия, проходят годы, но в сонме святых этот прославленный, канонизированный как святой, но вместе с тем живой человек какие-то особые полномочия имеет от Бога. Сколько происходит историй, событий в разных концах мира; мы рассказываем друг другу эти истории и поражаемся духовной глубине этой миссии, предоставленной святому в нашем мире. Там, в духовном мире Божьего Царства, все не так, как здесь, в этом земном пространстве, и там тоже есть свои полномочия у святых. И вот особые какие-то полномочия имеет этот святой – а мы лишь частично, в малой незначительной степени можем проникнуть в эту глубину божественной милости, данной этому человеку. То есть его христианские качества были столь высокими, что он – скорый помощник, быстрый услышатель, тот, который стремится прийти и поддержать. И к нему обращаются миллионы людей, и получают поддержку.
Вспоминаю случай: старушка – ноги больные, а валенки у нее наверху на чердаке, она в деревне живет. И хочет пойти в храм, а не в чем пойти. А подняться она уже не может наверх: дети уехали в город, валенки на чердаке. Она его просит: «Никола чудотворец, помоги!» Просыпается утром – валенки стоят. Надевает, идет в храм, еле-еле идет, но в валенках!
Женщина в Великую Отечественную Войну: дети голодные, что-то с рукоделия заработала, поменяла на картошку. Идет домой, проваливается в реку, уходит под лед, кричит ему оттуда из-подо льда: «Помоги!» – и теряет сознание. Очнулась на другом берегу реки – не только сама лежит, но и сумка с продуктами стоит возле её ног.
Блокада Ленинграда, голод; рассказывает женщина: «Он продукты нам носил и ставил у дверей. А я потом только узнала этого старичка на иконе, когда в храм пришла и обрела веру в сердце после своего безбожия и голода в блокаду Ленинграда».
Далекий Китай. На вокзале икона: про нее все забыли, она висит себе и висит. Но нехристианин, утопая в реке, вспомнил, что русские эмигранты как-то особенно к этой картине-иконе относились на вокзале. И, утопая, он закричал: «Старик с вокзала, помоги мне!» И выжил.
Знаете, у стоящих здесь людей уже в самой памяти есть какие-то особые следы входа в их жизнь этого святого, и они очень дорожат этими событиями. Не всё расскажешь, да, наверное, и не стоит пытаться даже – ведь их слишком много. Он им так дорог, что воистину вызывает удивление, что он не русский. Наверное, также могут сказать не только представители нашего народа. Действительно, есть какое-то особое послушание, данное ему от Бога, не вместимое нашим умом, но понимаемое сердцем. Вот он и тогда был так близок людям, как и сейчас: слышал, чувствовал, жил для других, стяжал эту высоту смирения, духовную нищету, внутреннее богатство. И тогда делился, и после смерти своей, обретя новое тело в том мире, приходит сюда и помогает. Есть много таинственного, связанного с помощью святых, оттуда к нам приходящих.
И вот сегодня день памяти того, кого мы почитаем и кому желаем посвятить храм – тот храм, который будет встречать наших прихожан, будет принимать первым на нашем Подворье всех, приходящих на молитву. Как скоро это будет? Вы знаете, я сейчас скажу вам, нисколько не играя словами и не бросая дежурных фраз: это от нас зависит, только от нас. Это может быть очень скоро, условие только одно: Богу доказывать, что мы – христиане, готовые и в пределах, и за пределами этого храма учиться быть ближе к Богу, жить в единении и мире, иметь готовность трудиться ради Христа. А если этого не будет, это может очень надолго затянуться... У отца Федора Повного, который построил дивный храм в Минске, был промежуток – десять лет. Десять лет не строили вообще: нарисовали, спроектировали, приступили – и остановились, и десять лет не строили, а потом построили.
Вот вы знаете, хочу об этом помолиться сейчас на крестном ходе и попросить о помощи, но о помощи в чем? В нашей готовности проходить медные трубы. Ведь бывает, что готовности нет – так вот давайте попросим о том, чтобы иметь готовность. Бог всегда поможет, но иметь готовность проходить медные трубы, учиться смиряться – это самое сложное. Это тяжелее всего, но без этого ничего не построится, и я призываю вас к этому, дорогие братья и сестры. Давайте помолчим в нашем сердце, не хочется бросаться словами, что мы сможем, что мы готовы – не надо. Нужно поменьше говорить, а больше делать, продолжая своё служение, отдавая себя, жертвуя силами, средствами, временем.
Нужно Богу доказать, что мы этого хотим, что нам нужен этот огромный комплекс, что мы желаем его построить и подарить людям возможность прийти туда. Если мы Богу докажем, то это будет, и будет быстро. Поэтому – всё зависит от нашей готовности. Давайте помолимся! Аминь.
Протоиерей Андрей Алексеев
